Людмила Улицкая: «Надо понимать, что мы кладем себе в мозг!»

Людмила Улицкая: Понимание больших и сложных текстов - поколенческое качество

Фото: Евгения ГУСЕВА

- Я очень не люблю писать романы, - с ходу огорошила Улицкая, к слову, одна из самых популярных российских авторов в мире. - Когда ты вступаешь в роман, ты ощущаешь, что обречен на несколько лет тяжелейшего испытания. Ты спишь, ешь, ходишь, но избавиться от пытки не можешь - я над каждым романом просто умираю! Когда я писала «Зеленый шатер», я пыталась хитрить - уговаривала себя писать каждую главу как отдельный сюжет, мне казалось, что так я обману судьбу. Но сложить цельный текст из разрозненных кусков оказалось совсем не легче. Поэтому после «Зеленого шатра» я считала, что закончила с романами навсегда и буду заниматься рассказами и сценариями. Но у меня в доме лежала переписка моего деда и бабушки - и этим письмам больше ста лет, и это была сложная история отношений и жизни. Я поняла, что если я не прочту их, то они окажутся на помойке. Дети мои даже не знают о ком там идет речь - я и сама-то своего деда видела один раз в жизни, когда его, политзаключенного, после смерти Сталина освободили из лагеря. Это был 1955 год и он единственный свой день в Москве провел у нас, а потом уехал в предписанный ему Калинин, тогда это была Тверь, - в большие города таких, как он, не пускали.

- А что было в этих письмах?

- Множество вещей, о которых я ничего не знала, потому что никто мне ничего не рассказывал, а тогда почти в каждой семье была мрачная тайна. Кого-то раскулачили, кого-то расстреляли. Всем было о чем молчать. Например, бабушка моих близких друзей после революции была безумно счастлива, когда устроилась мыть сортиры. Потому что эта работа означала спасительную запись в бумажке: пролетарий. И только благодаря этому ее детей потом приняли в университет. А происхождение и то, что она знает четыре языка, - это была тайна. Вот и моя бабушка была - чистый Серебряный век: стихи, Айседора Дункан, чувства, духовные поиски. А потом поселился страх - такой, что и купить ей молока она просила только шепотом. В общем, эти письма меня перевернули. Я еще раз убедилась в том, что большая наша история - это сумма вот таких маленьких семейных историй.

- Но редко кто свои истории хранит и помнит.

- Да, мы многого не знаем. Однажды, давно, я была в Туркмении и там разговорилась со стариком-мусульманином. Он мне говорит - ну что вы за люди? У нас в ауле, если человек не знает семи поколений предков позади себя, то он безродный бродяга. Вот эта вся история про нас. Наша национальная беспамятность свойственна всем. Мой отец, пишущий человек, кроме сухой анкеты «учился-женился», никаких воспоминаний о себе не оставил. Я теперь уважительно отношусь к каждому клочку в них порой зашифрованы целые жизни и страшные тайны. Как-то отец меня попросил: «Похорони меня, где хочешь, но только не с моими родителями». Я тогда еще не знала о его не самой красивой роли в аресте деда, но когда папа умер, я сказала: нет, дорогие мои, вы будете лежать втроем, в одном колумбарии и постарайтесь найти общий язык.

- Так ваша книга документальна?

- Нет, все же это роман. В переписке деда и бабушки - 500 писем с 1911-го по 1937 год и одно письмо 54-го года. Многие вещи я так и не узнала и что-то я придумывала, заполняя дыры. Поэтому роман оказался огромным - 700 страниц! Я пришла в ужас, потому что я и сама не люблю очень толстых книг. Сегодня у людей мало времени и сил, другая скорость жизни, которая не предполагает чтения четырех томов «Войны и мира».

- Людмила Евгеньевна, каким вы видите будущего читателя?

- Мы живем на таком переломе, какого история еще не знала. Скажем, я жила в квартире, где было печное отопление а во дворе - колонка. И это в центре Москвы. Кто мог подумать еще вчера, что будет мобильный телефон, откуда одним тычком можно извлечь любую информацию? Еще в недавнем прошлом мы, городская образованная молодежь, все много читали. И мы выбирали трудные книжки, над которыми мы пыхтели и потели - и умнели. У нас было чтение на вырост. Было забавно, когда в 90-х вдруг издали все запрещенные книжки, а через пару лет они просто ушли в макулатуру - потому что все, кому надо было это прочитать, давно все прочитали в запрещенном самиздате. Помню, как «Архипелаг ГУЛАГ» никому не нужными горами лежал в переходах. Понимание больших и сложных текстов - наше поколенческое качество. Нам чтение было важно, но за книжки можно было сесть или потерять работу. Приходилось быть очень осторожным. Ведь тогда, например, Евангелие нельзя было найти – даже в церкви. Я видела у одной старушки Евангелие, переписанное от руки, - вот это самиздат, доведенный до совершенства!

- Но сейчас изобилие книг.

- И чтение ничего не стоит. Интернет, кроме его благ, это - огромная помойка. Я, как бывшая «ученая обезьяна» знаю, как все это отшелушить и найти тропинку к жемчужине. А неискушенный человек легко потонет в этом кошмарном океане. Будут читать бумажные книжки или ридеры? Или будут вставлять на ночь в ухо гаджет, который прямо в мозги будет закачивать информацию - а это будет завтра, не смейтесь! - это не столь важно. Мы должны быть экологичны: при покупке продуктов мы смотрим на состав и срок годности, но совсем не задумываемся, что кладем себе в голову. Мы зас…раем свои мозги весьма сильно. Но сама структура человеческого мозга меняется. То, что мы брали глазами, теперь мы воспринимаем со слуха и визуально.

О ЧЕМ КНИГА

Эта причудливо разветвленная семейная сага со множеством героев, но главные из них - Яков Осецкий, книжный интеллектуал, рожденный в конце XIX века, и его своевольная внучка Нора, в которой вы, быть может, угадаете черты автора. В начале XXI века Нора прочла переписку Якова с бабушкой Марией и получила в архиве КГБ доступ к его личному делу...