Эта история началась в мясном ряду рынка
Фото: Анатолий ЖДАНОВ
"Комсомольская правда" продолжает знакомить читателей с современной прозой. В день Святого Валентина мы выбрали праздничный рассказ от Натальи Алексеевой. Рассказ "Михалыч и Валентина" вошел в сборник "Четыре самолета", который выйдет в апреле этого года в издательстве "Эксмо".
Валентина Петровна зашла на городской рынок по дороге домой. Она скользнула взглядом по рядам, и не найдя ничего интересного, собралась уходить. Но её внимание привлёк бородатый мужик лет шестидесяти, торговавший свининой в заднем ряду. Выглядел он свирепо, и одет был как завзятый мясник.
- Почем рёбра? - спросила Валентина Петровна.
Мужик помолчал, а потом уточнил:
- А что, хозяйка, муж ребра заказывал к обеду?
Валентина Петровна вздрогнула от резкого баса мужика, но, сохраняя лицо, ответила как ни в чём не бывало:
- Да нет у меня мужа, сын с невесткой придут, с внуком, вот и хожу по рынку. Ищу что-нибудь к обеду.
Мужик навис над свиными тушами и окровавленным инструментом, сузил глаза и, вплотную приблизившись к Валентине Петровне, спросил:
- А что с мужем?
- Нету! – закрыла тему Валентина Петровна.
Мужик не унимался:
- Помер?
- Да,- соврала она и почувствовала досаду.
Мужик обошёл прилавок и встал прямо перед ней, бесцеремонно рассматривая её с ног до головы. Это было слишком! Она решила убраться с рынка поскорее и даже сделала шаг.
- Подожди - попросил он уже менее свирепым голосом, - дело у меня есть. Хозяйка мне нужна, тошно одному.
Теперь он выглядел уже не так свирепо. Его борода печально свисала на грудь. Рубашка была несвежей, кое-где на ней поблескивали рыбьи чешуйки. Высокие резиновые сапоги и вовсе были покрыты толстым слоем светло-серой глины.
Женщина была озадачена: ей казалось, что так предложения не делаются, да и после того, как муж ушел к своей малярше, она постановила, что вопрос замужества решён отрицательно навсегда.
- Да ты думай, хозяйка,- продолжал мужик, - у меня в деревне большой дом, свиньи, огород, вольное место, широкое. Река...лодка...Озеро… Знаешь... Мне не надо помогать со скотиной и с огородом. Я сам всё могу. Еду бы сварили, и одежду постирали. Да ещё зимой поговорить. Тошно совсем зимой...
Валентина Петровна внимательно слушала его. Жалость к мужику тонким балалаечным звуком заныла где-то у нее внутри, и она начала обдумывать.
«Жалко его. Абы как питается. Свиньи? Пускай. Антошку-внучка можно было бы на природе растить. Да и поговорить будет с кем».
Пока Валентина Петровна думала, мужик терпеливо ждал, а потом попросил:
- Ты имя мне свое скажи, хозяйка.
- Валентина Петровна, - сказала Валентина Петровна.
- Геннадий...Михалыч,- теплым голосом сказал мужик.
У Валентины Петровны что-то по-девчоночьи радостно подпрыгнуло в душе. Она даже подумала, что если Михалыч - то это подходит. Она вдруг представила на секундочку, как она подруге своей говорит про него: «А мой-то Михалыч сегодня такое учудил!»
- Ладно, - сдалась Валентина Петровна. - Только познакомиться надо … получше.
- Хорошо, - обрадовался Михалыч, - можно и познакомиться.
Валентина Петровна, сама это предложившая, не представляла, как нынче принято знакомиться.
- Может, в баню? - предложил Михалыч.
- В какую баню? - не поняла она.
- Ну, можно и в мою, в деревне... Только вы постесняетесь сразу в мою... Можно - в городскую, тут рядом. Часов в шесть сегодня. Хотите?
Валентина Петровна подумала: «Сумасшедший!" А вслух произнесла:
- Хорошо, давайте в баню. Сегодня в шесть. В городскую…
Михалыч ждал её у входа в баню. Он стоял спокойно и весомо. Как скала.
- Здравствуй, хозяйка, - пробасил он.
Валентина Петровна кивнула. Они вместе вошли вовнутрь и ... разошлись. Она – в женское отделение, он - в мужское.
Через полтора часа они встретились у выхода. У обоих были розовые, блестящие лица. У Михалыча на рубашке по-прежнему блестела рыбья чешуя. Валентине Петровне, которая только что без интереса озирала десятки разнокалиберных женских голых тел, стало противно. И она, торопливо попрощавшись, неожиданно даже для себя, развернулась и пошла в противоположную от Михалыча сторону. И она не увидела, как он стоял, беспомощный и не верил своим глазам.
Дома Валентина Петровна почувствовала сильный укол совести, где-то под левой лопаткой. Внутри снова заныло что-то тонким балалаечным звуком. И она постановила сама для себя: если утром ЭТО все еще будет ныть, то она сходит к нему на рынок.
В пять она уже была на месте.
Михалыч, увидев Валентину Петровну, он счастливо улыбнулся, обнажив ряд белых зубов с прорехами в нестратегических местах.
- Я тебя ждал, хозяйка! – начал говорить он торопливо, совсем не так деловито и основательно, как накануне. – Вот тут … у меня… вот – возьми!
И прежде чем Валентина Петровна успела ахнуть, он всунул в ее руки огромный кусок свиной вырезки - явно самой лучшей.
- Да я как дурак вчера был, - затараторил Михалыч. - Вы уж простите меня! Позвал женщину в баню! Хоть стой, хоть падай. Хотите, пойдем в кино. Или в театр. Я и билеты куплю.
Валентине Петровне в кино не хотелось. Там шли фильмы, в которых она ничего не понимала. А вот в театр – это да! Она так и сказала Михалычу: да! И Михалыч засиял…
Когда они вышли из театра, на улице было морозно. Лужи весело хрустели под ногами первым октябрьским ледком. Геннадий Михалыч проводил Валентину Петровну до дома, и уже стоя перед дверью в квартиру, обнял её, цепко и горячо. Ноги Валентины Петровны стали ватными, и ей стало сладко от горячей волны, пробежавшей по телу. Но … вдруг она очнулась: ведь точно также делал её муж, когда хотел усыпить её бдительность. Она млела от его горячих рук, забывалась, становилась податливой и безвольной. А он все равно бегал к своей малярше.
- Уходите! – вскрикнула Валентина Петровна и вырвалась из цепких Михалычевых объятий.
Михалыч, изумлённый, постоял ещё немного, глядя в сверкающие гневом глаза Валентины Петровны. А потом махнул рукой и ушёл прочь.
Входная дверь тяжело грохнула, и все стихло.
Валентина Петровна проплакала всю ночь, а утром она снова была на рынке. Но … Михалыча там не было. Его соседка по прилавку сообщила ей, что, скорее всего, в этом году Михалыч торговать больше не будет, и на всякий случай добавила, что телефона и адреса его она не знает. Но увидев, что Валентина Петровна часто заморгала глазами, собираясь плакать, сжалилась:
- Я имею ввиду, что точного адреса у меня нет, - ловко выкрутилась торговка, - знаю только, что живет он рядом с Ладожским озером. Деревня Ручьи, километров сто отсюда…
Наутро зять повёз Валентину Петровну в эти неведомые Ручьи. Они долго мчали по широкому и ровному шоссе, а затем, немного поплутав по грунтовым дорогам, добрались до деревни.
Сердце Валентины Петровны стучало, как молотобоец-стахановец. Она попросила зятя подождать у обочины, и быстро обошла маленькую деревню пешком. Но никакой фермы она не нашла…
Уставшая, едва перебирая ногами, Валентина Петровна дошла до машины. И на немой вопрос зятя она отрицательно покачала головой. Через пару минут, когда они выехали уже из деревни и ехали вдоль леса, Валентина Петровна попросила зятя остановиться: ей вдруг стало не хватать воздуха в груди. Она вышла. Жёлтый лес шумел от сильного ветра, а в воздухе пахло и хвоёй и листвой и чем-то вкусным – так, что этот воздух хотелось хватать ртом и жевать, как мармелад.
И вот уже решив снова садиться в машину, Валентина Петровна сквозь мощный шум леса, расслышала звонкие удары топора. Она решительно направилась к этому дому, и остановилась только тогда, когда к ней выскочила огромная белая собака и сдержанно гавкнула.
- Дельта! Что там такое?! – раздался вдруг знакомый густой голос. И через секунду Валентина увидела Михалыча, вышедшего из-за огромного сарая.
- Вот это гость…, - Михалыч застыл на месте и растерянно почесал холку собаки.
Дельта вопросительно смотрела на хозяина и ждала руководства к действию: кусать, мол, или жаловать?
- Простите меня, Геннадий Михалыч, за вчера, - шепнула Валентина Петровна.
Михалыч подошёл к ней. Он явно хотела обнять её, но вспомнив последние события, просто всплеснул руками.
- Пойдемте в дом. Чего стоять, - забасил он, улыбаясь.
… Валентина Петровна и Михалыч проговорили до ночи. И постановили больше не расставаться.
И теперь они живут вместе. Правда, рыбья чешуя на его одежде, появляющаяся там временами, её раздражает.