- Тысяч пятьдесят фотик, да? – первым делом спросил наш спаситель Миша, когда мы двумя ледяными глыбами рухнули в его кабину.

- Ну типа того-го-го, – согласился позорным дискантом дрожащий Витя.

- А я вижу - стоят чудики, с такой классной техникой, – кивнул Миша. - Реально стало жалко.

(Нас жалко или технику - спаситель не уточнил).

- На будущее, – учил Миша. - Если вы реально отмороженные (дальнобойщик внимательно посмотрел на нас), а это так. Возьмите вот эту штуку (дает круглый листок бумаги со странными контурными линиями) - это знак дальнобойщиков. Я ж вас случайно взял. Водители не останавливались, потому что реально напуганы: стало много случаев, когда попутчики их режут. Кроме того, трое в кабине дальнобоя – штраф три тысячи рублей.

Мы с чувством пожали водиле руку. Мужик!

- Покажите на дороге кружок – дальнобой остановится. Это знак - брат в беде. Но может задать пару вопросов, чтоб понять – кто вы. Ну а там выкручивайтесь сами. Но скажу сразу, – вдруг посерьезнел Миша, снова обратив к нам свой хитрый глаз. - Не люблю москвичей и опасаюсь журналистов. А вы, похоже…

- Саранск!

- Калининград!

- Да хоть бы и Москва, - удовлетворенно кивнул Миша. - Но был я недавно в Москве и в Питере. Питер – мой город. Там люди простые, душевные. А в Москве попробуй спроси, как пройти на Садовую… Да чего уж там! Если в армии скажешь, что москвич (смеется мстительно) – ох, непросто тебе будет…

Через час стало ясно, что Миша просто боится уснуть. Поэтому он говорил-говорил-говорил. Его монологи стали фоном. Я было задремал. Но начал вслушиваться.

Черт!

У меня было ощущение, что здесь, в мчащейся по белой Сибири фуре, мне читают Шукшина…

Монолог дальнобойщика

- Мне было 13 лет, когда я из дома свинтил, – говорил то ли с нами, то ли со своим вечным слушателем – дорогой, дальнобойщик. - Поехал к отцу на Алтай. Мама тогда встречалась с другим мужчиной и была не против. С папой я прожил пять лет. За эти годы я заработал четыре судимости. Сначала взял покататься с девчонкой мотоцикл. Менты могли бы, конечно, пожурить, предупредить для начала. Но нет – сразу уголовку.

Затем с товарищем открыл раньше времени магазин. Взяли бутылку водки и палку колбасы. В итоге на меня продавцы радостно навесили миллион недостачи. Пришлось свинтить на время от милиции в Казахстан.

К тому времени мама переехала к нам на Алтай, пожила с отцом немного, они опять поссорились и разъехались по соседним деревням. И мама начала встречаться с мужиком, с которым мы с отцом водку пили. Мужик вздорный. Я ему говорю, Вась, если на мать руку подымешь, я буду обязан ее сломать. Вася когда бухой – скотина последняя. Языком набуровит и начинается. Он на маму с кочергой, я ее отбираю – и снова предупреждаю: сломаю я тебя, Вась!

Говорю маме – уйди от него, продадим дом, построим тебе новый… Но та рассуждает - половину придется Васе отдать. На остаток разве дом построишь? Простой деревенский расчет. Да там дом-то - пятистенок. Но земли много, там еще прирезать кусок можно. Я хотел с армии прийти – начать там строиться.

Но вот однажды Вася напился и начал права качать – типа, вон из моего дома… Я его в бане запер. Знаешь, почему в сибирских банях окошки маленькие? Чтобы медведь не залез. Вася окошко-то выбил, а пролезть не может… Ну вроде бы выводы сделал, присмирел.

Но есть у Васи еще одна плохая черта – любит хвастаться, что сидел. Но как сидел? Он на зоне разнорабочим трудился. Там таких называют бандерлогами. И как-то Вася опять нажрался, начал свистеть, что он авторитетный, и на меня с ножом. У меня планка падает, я вывернул ему руку, схватил кирзовый сапог, ну и врезал. И почему-то позвоночник Васи в трех местах сломался. Он от меня убежал. Через четыре часа приходит местный участковый и два оперативника. Дунь – говорят. Дую. Трезвый.

"Вася заяву написал?" – спрашиваю. Нет, говорят – врачи. "Какой позвоночник, - удивляюсь. – Он чесал от меня, сука, на своих двоих".

Влип я опять, в общем. "Слушай, - говорю, участковому. - Если бы при тебе твою мать ударили, чтоб ты сделал?". Убил бы, говорит. "А он убежал", – развожу руками. "Лучше бы ты его убил и закопал, – ругается участковый. - Я тебе бы и слова не сказал…".

- Кстати, немного отвлекусь. Поговорим о наших участковых, – продолжает рассказывать Миша спящему Гусейнову. - У нас участковый - маленький князек. Он решает – что справедливо, что нет. Иначе - бардак. В одной из деревень мужики к примеру поймали "крысу". У своих воровал. Мужики его от... (имеется ввиду "побили" - Ред.), а он, гад, заяву понес. Участковый приехал разбираться. Ему говорят: слушай, Петрович, иди н… (в смысле "отстань" - Ред.), мы сами все рассудим. Но упрямый перчик попался. Завел уголовное дело. К участковому приехали другие уважаемые люди. Говорят: "Надо кого-то посадить? Так у тебя есть семейство Буровых. Коля Буров сел – Васю выпустили. Вася сел – Колю выпустили. У них специальный вахтовый метод для твоих звездочек. Если мы спустим на тормозах, "крыса" хвост поднимет. А здесь так нельзя – свои здесь правила".

Но случился момент - участковый не понял. У него сгорел УАЗик. Искрануло что-то. Опять не понял. У него сгорела баня. Приезжают авторитетные люди говорят: "Ты молодой, красивый, семья у тебя хорошая, ну чего ты?".

Участковый сдулся, перевелся в другую область, конечно. Прислали другого. Лошарика. Ничего не делал. Это тоже плохо.

Нормальные участковые ставят себе в замы уважаемого местного жителя (даже придумывая для этого должность). От участкового до хрена зависит. Вплоть до того, что он может покрыть убийство человека, если тот это заслужил. Оформить, например, как несчастный случай. В деревню прокурора пусти – полсела в тюрьму сядет, через дом ствол хранится. Это ж Сибирь!

- Ну, ладно. Возвращаемся к Васе, – продолжает дальнобойщик. - Мне не повезло. Приписали мне тяжкие телесные. Васю выписали домой. Я к нему на разборки. А он взял топор и ударил вот сюда (показывает шрам) – ухо распорото… Я от Васи в ту же больницу и пошел. Квиты мы (Смеется). В итоге примирение сторон. Менты на нас позлились немного – статистику мы им с Васей своим примирением попортили. Но придумали - повесили на меня от балды 144-ую статью УК «воспрепятствование деятельности журналистов». Я так над ними ржал (Хохочет). Я сам из села Калыванское, а ближайший журналист жил в селе Павловское, там газета «Сельские новости». Я этого типа только издалека видел. Вы - вторые (Смеется). Потому и говорю – журналистов я побаиваюсь. Опасно с вами (Подмигивает). Вы ж хуже следаков, увидишь вас – статья!

***

Из бесед со случайными попутчиками.

- Я слышал, что столицу из Москвы перенесут в Новосибирск, - говорит Петр Николаевич, водитель автобуса. - Причем давно мужики об этом говорят. К Новосибу, например, тянут шестиполосную дорогу – зачем? Там движение-то пока хилое… А смотрите, сколько в регионе строят супермаркетов – у людей денег еле хватает на простую еду, а тут молл за моллом… Не смейтесь. Другие страны переносят – и от этого выигрывают. Народ давно говорит, что в центре страны должна быть столица. Это будет правильно и справедливо. И главное - будет развиваться не одна Москва, нам тоже что-то достанется…

Родина поэта

Быстро миновав побежденный Тайшет, мы через день прибыли на станцию Зима (в переводе с тюркского – "Яма").

Станцию я ждал со всей ответственностью, потому как ей меня всю дорогу запугивали восторженные читатели: Евтушенко, Евтушенко, Евтушенко...

Здесь, в Зиме, родился великий советский поэт. Это знают здесь, конечно же, все - от младенцев до алкоголиков. И любят, как мне показалось, Евтушенко здесь не совсем как поэта.

Например, сосед великого советского поэта, застигнутый Гусейновым с бидоном возле водоколонки, говорит об Евгении Александровиче по-житейски. Дескать, мама рассказывала – на своей улице будущий поэт был первым хулиганом. Но книжки любил.

- Потому что книжки тогда были редкостью, – объяснял сосед. - И потому даже хулиганы их читали.

Сосед говорит о Евтушенко, конечно, не как о поэте, а как о том пацане, бегавшем по тем же улицам, по которым потом бегал он…

Это больше читательской любви. Это землячество. Родня.

Раскрашенный яркими красками родной дом Евтушенко - теперь музей поэзии. Только водопровода на этой улице нет, жалуется сосед. Не понимая, что рядом с настоящим Домом Русской Поэзии не может быть водопровода.

- Если подумать - здесь даже асфальт лишний, – размышляет о поэзии Гусейнов. - Сюда колодец бы…

Кстати, мы сильно удивились историческому стенду на вокзале. Среди фотографий Высоцкого, когда-то посетившего Зиму, мы не нашли ничего о Евтушенко. И обидевшись на РЖД, записали прямо на перроне сумбурное от волнения приветствие поэту.

Мы хором читали на весь вокзал его стихи. И чуть позже поэт нам ответил и передал привет замлякам (читайте подробнее о том, как это было).

Витя боялся, что нас задержат за поэтический дебош. Но Гусейнова полиция задержала позже. Не в Зиме.