«Самым страшным казался звук подлетающих немецких самолетов»: Олег Басилашвили поделился воспоминаниями о военном детстве
Олегу Басилашвили было 7 лет, когда началась война.
Фото: Артем КИЛЬКИН (архив)
Звезда фильмов и сериалов «Служебный роман», «Мастер и Маргарита», «Вокзал для двоих» и многих других Олег Басилашвили поделился с «Комсомолкой» воспоминаниями о военном времени. Историю своего непростого детства, которое пришлось на 1941-1945 годы, Народный артист СССР рассказал специально для радио «Комсомольская правда в Санкт-Петербурге» (92,0 FM).
О ПЕРВЫХ ДНЯХ ВОЙНЫ
Начало войны я запомнил очень хорошо. Мне тогда было шесть лет, мы с родителями жили в Москве. 22 июня 1941-го был очень яркий солнечный день, и мы с мамой пошли в кинотеатр «Колизей» на Чистых прудах. На ступеньках у ротонды собралось очень много людей, им всем что-то объясняли. Мама стиснула мою руку, и мы пошли обратно, домой. К моему огромному неудовольствию — ведь в кинотеатре должны были показывать «Наш двор» с клоуном Карандашом в главной роли! День был совершенно испорчен. Потом до вечера я слушал какие-то, как мне тогда казалось, очень скучные разговоры взрослых. И только когда я лег спать, моя бабушка, которая сидела в комнате за столом, сказала: «Вот теперь ты поймешь, что такое настоящая дисциплина, и как себя надо вести».
В первые дни после начала войны Олег Басилашвили жил в Москве - и лишь потом вместе с матерью был отправлен в эвакуацию в Тбилиси.
Фото: Артем КИЛЬКИН
Потом постепенно пришло понимание того, что случилось что-то очень-очень нехорошее, что-то темное и страшное. Уменьшилось количество продуктов. Каких-то вообще не стало. Приходилось подолгу стоять в очередях, чтобы получить питание по карточкам. Я помню, например, как бабушка однажды на антресолях в ванной посреди какого-то хлама нашла целую бутыль рыбьего жира. Не знаю уж, с каких пор она там лежала, но она была прямо как по Гоголю - «в пыли, будто в шубе». И вот на этом рыбьем жире мы жарили картошку, потому что масла в городе давно уже не было.
Ближе к осени начались налеты фашистской авиации. На крыше соседнего с нашим дома стояло зенитное орудие, которое било по летящим самолетам. Постоянно выла сирена, свистели снаряды, по радио передавали воздушную тревогу. Мы тогда спускались в подвал, где было оборудовано бомбоубежище, и пережидали налет там. Мой отец дежурил на крышах и время от времени приносил мне осколки снарядов — очень красивые, блестящие. А один раз принес даже хвост-стабилизатор от немецкой зажигательной бомбы! Небольшой такой хвостик. Я долго с ним играл, а потом его у меня кто-то свистнул.
Так мы и жили. Даже, не поверите, в конце концов привыкли и к налетам, и к бомбежкам и перестали прятаться в подвале: просто спускались на два этажа ниже, с четвертого на второй, где жила мамина подруга, и читали у нее Чехова и «Золотой ключик». Но страх, конечно, никуда не делся. Самым страшным, как я помню, казался звук подлетающих немецких самолетов. Очень узнаваемый звук, специфический, как у надоедливой пчелы. Наши самолеты гудели совсем по-другому.
Но все же надо напомнить, что я был совсем ребенком. И, наверное, не до конца осознавал, что происходит. Зато буквально в первые же дни войны отчетливо понял: ни игр, ни сладостей, ни каких-то еще детских удовольствий мне больше не увидеть.
Сейчас Олег Басилашвили - один из самых узнаваемых актеров России. Но всего этого могло бы не случиться - еще маленьким он едва не погиб от снаряда в Тбилиси.
Фото: Артем КИЛЬКИН
ОБ ЭВАКУАЦИИ В ТБИЛИСИ И ЧУДЕСНОМ СПАСЕНИИ
Из Москвы мы сначала уехали в Подмосковье, а потом папа отправил нас в эвакуацию в Тбилиси. Но и туда добралась война, потому что немецкие войска перенесли основное направление атаки на юг. На горах стояли зенитки, точно так же, как и в Москве, летали фашистские самолеты. Один раз неразорвавшийся снаряд — наш снаряд, советский — упал прямо рядом с тем местом, где мы играли с новыми друзьями. Мы его обступили, и один мой приятель схватился за острие и оторвал его. Если бы снаряд в тот момент взорвался, то ни меня, ни кого бы то ни было еще из моей компании уже не было бы на свете. Но Бог нас уберег. Потом пришел какой-то военный, сказал «вы что, с ума сошли?!» и куда-то унес этот искалеченный снаряд.
О ВОЗВРАЩЕНИИ В МОСКВУ
В 1943 мы вернулись в Москву, в нашу опустевшую промерзшую квартиру. И там оставались до конца войны. Май 1945-го я тоже помню очень хорошо: все, буквально все жили ожиданием близкой победы. Тогда на стенах на обычных гвоздях висели наушники, и через эти наушники транслировались радиопередачи. И стоило только оттуда зазвучать кремлевским курантам, как все тут же бросались к этим наушникам — слушать новости с фронта. И каждый раз вместо долгожданного объявления о победе узнавали о взятии нашими войсками очередного города. 8 мая в двенадцатом часу ночи опять зазвучали колокола, люди со всей округи бросились к наушникам... и услышали, как Левитан говорит, что Красная армия взяла город Секешфехервар в Венгрии. Кто-то, помню, даже разозлился, сказал: «Да что за безобразие такое?! Чего они тянут, пора уже объявлять о победе!». Все разошлись, я пошел спать, а утром, в пятом часу, наконец-то передали долгожданное сообщение. Мы с моим приятелем Витькой Альбацем рванули ко мне домой, нашли какую-то палку, нацепили на нее советский флаг, который мой брат до этого свистнул с какого-то мероприятия, и рванули на Красную площадь. Народу уже было много, но никакого праздничного настроения я не почувствовал. Где-то играла гармошка, ей вторил патефон. А люди просто стояли — видимо, не могли поверить, что все закончилось. У ГУМа стояла женщина, уткнувшись головой в кирпичную стену, и плакала. Какие-то фронтовики в самодельных брезентовых сапогах и запыленной форме купили около Исторического музея целую тележку мороженого и раздавали его детям. Как сейчас помню — это было эскимо, но без шоколада, и почему-то не сладкое, а соленое. Но мы уплетали его за обе щеки — нам казалось, что ничего вкуснее мы не ели в жизни.
О САМЫХ ЯРКИХ ВОСПОМИНАНИЯХ
Однажды, когда я еще жил в Тбилиси, мы отправляли папе и брату посылки на фронт. И я, улучив момент, когда все отвлекутся, положил в коробку, которая предназначалась папе, игрушечного солдатика. И можете себе представить — папа, вернувшись через четыре года, достал этого солдатика из кармана гимнастерки и отдал мне обратно! На солдатике уже не осталось краски, он весь был как из серебра. Папа хранил его все это время, хранил и в боях и в редкие минуты отдыха. Это удивительно, конечно. Этот солдатик долго лежал у меня, но потом его кто-то свистнул — кажется, какие-то гости, которых мы пустили переночевать.
По словам Басилашвили, День Победы для него - это день воспоминаний о чудовищно трагедии: гибели миллионов храбрых мальчишек.
Фото: Артем КИЛЬКИН
ОБ УТРАТАХ
На фронте погиб мой брат, капитан артиллерии Георгий Басилашвили. Он ушел в 1941 и не вернулся домой. Долгое время его считали пропавшим без вести, но не так давно военный историк Борис Рытиков выяснил, что, оказывается, все его документы целы. И Георгий погиб на границе Калужской и Смоленской областей, у села Петуховка. Во время боя он получил сквозное ранение — осколок прошел его навылет, раскрошив три ребра. Товарищ дотащил его до медсанбата, из медсанбата его направили в госпиталь. Перелили три литра крови, но спасти не смогли — 7 сентября он был ранен, а 8 сентября скончался от остановки сердца. В документах, которые обнаружил Рытиков, было указано и место его захоронения, но это место до сих пор никто не может найти. То ли ошибся тот, кто составлял карту, то ли еще что-то случилось, но мой брат, погибший на войне, так до сих пор и не найден и не похоронен, как подобает. А вместе с ним — еще тысячи и тысячи таких же.
О ДНЕ ПОБЕДЫ
С каждым годом мое отношение ко Дню Победы немного меняется. Я воспринимаю его все трагичнее и трагичнее. Это трагедия. Гибель людей — это трагедия. На тот свет ушли самые яркие, талантливые, смелые мужчины и мальчишки. У меня горло сжимается в судороге, когда я об этом думаю. Мне жалко их всех. И я понимаю главное — амбиции любых политиков не могут стоять превыше амбиций простого деревенского паренька или городского парня с Малой Бронной. Вот об этом нужно помнить, и этот урок нужно вынести из тех страшных событий.