Сегодня Петербург простится с Анатолием Равиковичем

Перед Новым годом артист отметил 75-летие. Без фанфар, бенефисов и чествований - он этого терпеть не мог. За пять лет до этого, на семидесятилетие, даже специально уехал из города. А когда мы дозвонились до него с поздравлениями, объяснил: «Я и так уже становлюсь публичным персонажем, прямо как Ксения Собчак!» В этом году к тому же неважно себя чувствовал. Даже признался за пару недель до дня рождения:

- Я чувствую себя уже старым и больным человеком…

Тогда Анатолий Равикович дал нам большое интервью, которое оказалось последним. Некоторые фрагменты беседы с любимым артистом остались неопубликованными. Сегодня мы их решили напечатать.

«Пора в могилу, а он поет»

Анатолий Равикович частенько ложился в клинику на плановое обследование. Но, не изменяя себе, шутил даже по этому поводу:

- В те редкие минуты, когда у меня ничего не болело, я пел. Сам для себя. Причем на итальянском языке. В больнице на меня как на сумасшедшего смотрели. Но не так, что, мол, вот какой веселый человек, какой молодец, а так: уже ему в могилу, а он поет! Смотрели просто как на придурка. Я ловил себя за язык и затыкался.

«Хоботова хотел сыграть по-другому»

- Все в моей роли придумал Козаков. Поэтому я и ворчал всегда, что мне он ничего не давал самому сделать. Мне был 41 год, я считался ведущим артистом Театра имени Ленсовета. Всегда был соучастником роли и спектакля: Владимиров к своим ведущим артистам относился очень уважительно, давал возможность пробовать, спорить. А здесь меня поставили в жесткие рамки, что и пикнуть нельзя было. Пока ты не повторишь его интонацию, Козаков не отставал. Он был просто чудовищем на площадке. Все ходили, как лошади в цирке, по струнке. Но мы очень хотели там работать. Слушались безупречно. Даже Броневой.

Если бы я мог что-то изменить в характере моего героя, мой Хоботов боролся бы. А так он сразу сдался. Но работа над ролью - это было мучительно. После каждой съемки я возвращался в гостиницу и начинал психовать. Говорил, что ничего не получится, что Хоботов - это какой-то идиот. Кого я играю - сам не понимаю. Жена моя была беременна и отвечала мне: «Толя, оставь меня в покое! У меня свои проблемы».

Но, как говорится, победителей не судят. Козаков-то оказался прав. Это как раз доказывает, что режиссер и актер - разные вещи. Артисту изнутри не всегда все видно. Я капризничал, говорил, что сыграл бы не так… Но это был бы другой фильм. Прежде чем снять на пленку, он его уже здесь снял (показывает на голову). Раз фильм имел такой успех - и до сих пор имеет - какие могут быть претензии?

«Я не борец»

- А вообще по жизни я не борец. Всегда во всем начинаю сомневаться. А к старости вообще начал понимать, что ни на один вопрос нельзя ответить «да» или «нет». Вот даже спросите меня: что такое актерское мастерство? Как правильно, как неправильно - не знаю! Столько исключений из правил… И признание в труппе шло постепенно. А я очень завишу от мнения окружающих. Несмотря на внешнюю бойкость и веселость, я на самом деле человек очень зависимый. Если меня хвалят, чувствую, что «хороший парень». А если ругают, мне кажется - надо уходить из театра. По-

этому я всегда болезненно воспринимал критику. Только в последнее время перестал так реагировать.

Вся семья до последней минуты была рядом.

«Учился у Алисы Фрейндлих»

- Зритель тоже на меня очень влияет. Я работал в провинции четыре года и понял, что надо линять. Потому что публика оказывает давление на тебя. Стараешься играть так, как тебя учили в институте, - проживать, не наигрывать. А партнер твой, который давно в этом театре, опытный, этого ничего не делает. Он с самого начала, как роль получил, что-то отмечает… «Что вы пишете?» - «Тут у меня будет смех, вот тут - аплодисменты». А все остальное - неважно! Он идет от репризы к репризе, от смешного трюка до смешного трюка. И имеет успех! А я успеха не имею. Потому что не подаю последнюю реплику, как Петросян. Вот и иди со сцены под шум собственных шагов!

Я могу играть горе, разочарование, несчастную любовь… Во мне тоже были провинциальные черты. Помню, моя первая роль в театре имени Ленсовета была - Фредди в «Пигмалионе». Я сделал себе грим - ну как я привык в провинции: «молодой аристократ». Намазал ресницы, румянчик положил, покрасил губки и почернил брови. Выхожу. Владимиров расхохотался: «Ха-ха-ха! Нет, Толя, нет! Это хорошо, но для фарса какого-то. Но смешно придумал, здорово, молодец! Сними, к чертовой матери, все это». Думаю: а почему снять-то? Что тут такого? Я еще не понимал, что нужно просто быть самим собой. К счастью, у меня в Петербурге были хорошие учителя: Игорь Владимиров и Алиса. Я просто смотрел, учился, впитывал. И уже буквально через сезон влился в общий ансамбль.

«Надо верить в чудеса»

Анатолий Юрьевич был частым гостем в нашей редакции. Вот отрывок из прямой линии, которая прошла в нашей редакции 27 декабря 2007 года. В тот день мы попросили Равиковича сыграть Деда Мороза для детишек. И целый час он в шубе и бороде отвечал по телефону на вопросы маленьких и больших читателей.

- Дедушка Мороз, а вы сами в чудеса верите?

- Конечно, верю! Но для того, чтобы чудеса сбылись, надо и самому что-то делать. Без этого чудеса все же не случаются. Но верить в них надо! В детстве я наполовину верил, а наполовину сомневался. Мне хотелось верить, что вот Дедушка Мороз придет, подарки принесет… Но поскольку он не приходил, то я и засомневался. Но вообще верить надо.

- А какие подарки вы любили получать в детстве?

- Помню, мечтал о самокате. Но какой самокат, когда так тяжело жили. Ведь годы-то были непростые, когда я маленьким был. Вот помню, как в детстве нам на елку вешали кусочки хлеба, завернутые в фольгу. И какое счастье было такой подарок с елки снять и сразу его съесть.

- А без чего для вас сейчас Новый год - не Новый год? Шампанское, салат оливье, может быть, студень?

- Холодец, это вы угадали! Моя жена отлично варит холодец! Ходит на рынок, покупает все что нужно. Правда, мне такую пищу не очень-то врачи разрешают, ну да раз в год можно.

«Люблю, когда жена копает грядки»

А это отрывок из совместной телефонной линии с женой, Ириной Мазуркевич, от 27 марта 2006 года.

- Я хочу спросить Анатолия Юрьевича: занимаетесь ли вы своим здоровьем?

- Я отвечу откровенно: мне уже поздно заниматься своим здоровьем. Не занимался, дурак, когда был молодой, и довел себя до довольно-таки печального состояния.

- А на даче работаете?

- У нас на даче получаю большой заряд бодрости, когда смотрю, как моя жена работает на грядках. Я становлюсь энергичным, меня это очень освежает. Мы с Ирой предпочитаем отдыхать не за границей, а здесь. У нас есть дом в Псковской области, в самой настоящей простой русской деревне.

- Здравствуйте, Анатолий Юрьевич. Как вы избавлялись от звездной болезни, если она, конечно, была?

- У меня, к сожалению, никогда не было звездной болезни. И быть не могло. Она возникает, когда у человека есть какие-то очень громкие успехи и он может сказать о себе: «Я звезда». А я прошел довольно трудный путь, очень тяжело все давалось. После театрального института поехал в провинцию, там работал четыре года. Вернулся в Ленинград, случайно попал в театр. Мне до сих пор приходится избавляться от робости. Если попадаю в компанию артистов в Москве, мне кажется, что я хуже всех. И это даже мешает, потому что человек, который робеет и зажимается, хуже делает свое дело.

ПРОЩАНИЕ

Похороны пройдут на Литераторских мостках

Проститься с Анатолием Равиковичем сможет каждый. В Театре комедии имени Акимова в 11.00 начнется гражданская панихида.

Похороны пройдут на Литераторских мостках Волкова кладбища. Могила актера - по соседству с композиторами Исааком Шварцем и Борисом Тищенко.

Но учтите: сейчас весна, земля оттаяла, и на кладбище очень грязно. Так что если пойдете на похороны, наденьте резиновые сапоги. Или захватите влажные салфетки, чтобы потом протереть обувь.