Петербургский художник написал книгу о том, как клопы помогали сочинять "Бесов"

О том, что Владимир Набоков был не только писателем, но еще и коллекционировал бабочек – знают многие. Но мало кому известно, например, что горничная бабки Льва Толстого любила всех животных, в том числе блох и тараканов. Не давала никому их убивать, а сама еще и прикармливала. Мог ли этот факт как-то взволновать великого писателя, сегодня никто не узнает, но Анатолий Белкин уверен, что связь между мелкими и великими точно есть. Он и книжку назвал «Мелкие и великие», а одну из частей посвятил Толстому.

«...Уже подходя к усадьбе, он вдруг остановился как вкопанный и стал смотреть себе под ноги. Прямо перед ним на тропинке лежал мертвый комар. Долго стоял Лев Николаевич, задумчиво глядя на мертвое насекомое, и в голове у него возникали мысли о бренности, о ничтожно малых жизнях, о несоизмеримых величинах, о рождении и смерти и о войне и мире! Время остановилось. Стал накрапывать дождь. Толстой смахнул каплю дождя с носа и, как пойнтер, поймавший запах куропатки, прямиком рванул к дому...»

Когда у автора спрашиваешь, сколько в его рассказах фантазии, и есть ли хоть капля правды – он, улыбаясь, отмахивается:

- Ничего здесь придуманного нет, я реалист. Как вы увидели в книге, все с портретным сходством: молодой Черчилль похож на лейтенанта Черчилля в англо-бурскую войну, клопы похожи на клопов, слон похож на слона, а птицеед на птицееда.

Анатолий Белкин уверен, что связь между мелкими и великими точно есть.

У ВСЕХ СВОИ ТАРАКАНЫ

У Анатолия Белкина тараканов нет. И других домашних насекомых – тоже. Если кто и заводится, то случайно. Но отношение у него к этим животным явно особенное. То снарядит экспедицию якобы энтомологов куда-то на болота, то придумает отлить из стекла полуметрового комара, то разрисует разными букашками тарелки на Императорском фарфоровом заводе. Однажды и вовсе посадил в аквариум мадагаскарских тараканов, заявив, что это убежденные монархисты, а к ним крылатых кубинских тараканов – по свидетельству Белкина, революционеров – и смотрел, будут ли они дружить.

Сам художник, правда, уверяет, что с детства отношения со всеми насекомыми складывались у него трагически. Мама Белкина работала врачом в Сиверской, и, по его словам, там было ужасно. При этом сам же кидается на защиту, стоит сказать что-нибудь нехорошее по поводу кровососущих и жалящих.

- Я вообще не думаю, что насекомые отвратительны, я думаю, что они – часть природы, - говорит Анатолий. - И, поскольку мы занимаем их территорию, они вынуждены вступать с нами в конфликт. Хотя клопы все-таки отвратительные. Но зато Федор Михайлович «Бесов» написал.

Клопы в произве

дениях Достоевского встречаются регулярно. Что, в общем, неудивительно, когда действие происходит в трущобах и грязных меблированных комнатах. То Митя Карамазов себя насекомым назовет: «Разве, - воскликнет, - я не клоп? Не злое насекомое?» То князь в «Бесах» заявит, что «всякое существо должно себя считать выше всего, клоп, наверно, считает себя выше вас».

Но чтобы целый роман был написан именно из-за насекомых, до сих пор никто не догадывался. Остается только поверить Анатолию Белкину: ему доподлинно известно, что случилось это после того, как однажды ночью Достоевского сильно покусали клопы и чуть свет он отправился в баню. А новую книгу решил написать, будучи чистым, на пути к дому.

«…Город уже давно проснулся, и ему навстречу попадались то кухаркины дети, то офицеры в длинных шинелях, то бедная девушка, бредущая по Фонтанке, то тощий студент с топором под мышкой, словом... Вот клоп, думал Достоевский, - один, два, ну три, куда ни шло, еще можно перетерпеть, но десятки уже сводят человека с ума. Вся жизнь от этой мелкой сволочи летит к черту! Так и Россия: сотню, другую этих горлопанов, революционеров-нигилистов, сброд, не помнящий родства, еще можно раздавить, убрать подальше, припугнуть, а если их тыщи! Вся Россия начнет чесаться. День с ночью перепутается, тогда беда!

Скорей, скорей к столу! Надо начинать немедленно. И, чтобы не забыть, он свернул в ближайшую подворотню, вынул из кармана серебряный карандашик и печатными буквами написал на серой штукатурке проходного двора: «БЕСЫ»».

МАХНУ СЕРЕБРЯННЫМ ТЕБЕ КРЫЛОМ

Книга «Великие и мелкие» удостоилась даже отдельной выставки в Новом музее на Васильевском острове. Не только благодаря увлекательным историям и красивым иллюстрациям – сам Анатолий Белкин говорит, что ее нужно, прежде всего, разглядывать – но еще и потому, что сделано это издание полностью вручную.

- Всего выпустили 32 экземпляра, - рассказывает издатель Тимофей Марков. - Это трудоемкий, дорогостоящий процесс, и бизнеса здесь никакого нет, только любовь к искусству. Заработать на таких вещах просто невозможно, поскольку книги эти продаются годами, а иногда и десятилетиями.

Английская бумага ручного литья, наборный шрифт, технология высокой печати - только этот процесс занял около полугода. А еще использовалась техника литографии, каждую иллюстрацию художники раскрашивали отдельно и, наконец, переплет – почти самостоятельное произведение искусства.

На обложке красуется комар, сделанный из серебра по специальному заказу – возможно, самое ценное насекомое. Хотя подобные рейтинги в мире «мелких» – понятие относительное. Так, например, Корней Чуковский отдавал предпочтение пауку. Звучит немного странно: ведь все знают, что Корней Иванович написал «Тараканище». Однако это совсем другая история.

Если почитать Белкина, то можно узнать, как однажды Шкловский и Тынянов поспорили, кто сильнее, кит или слон. Никто не смог бы разрешить этой задачи, если бы внезапно писатели не встретили Чуковского, который заявил, что и тот и другой не правы, и что сильнее всех именно паук.

«…Тынянов восхищенно смотрел на Чуковского. Какие знания, какая реакция, какой ум! Шкловский поначалу остолбенел, но тут же полез в бой: «Ну, как же такое возможно, Корней, какой паук!» Корней Иванович медленно поднял правую руку, показал на небо и отчетливо произнес: «Птицеед!» Шкловский тоже задрал голову и посмотрел на облако, а Тынянов, наоборот, пристально рассматривал сандалии Чуковского.

«Ну, мне пора купаться», - заявил Чуковский и, кивнув, весело зашагал к морю. Вечером у себя на веранде он взял в руки том Ж.-А. Фабра «Энтомологические воспоминания» и погрузился в чтение…»

КАК ИЗ БУКАШКИ СДЕЛАТЬ СЛОНА

Сам Анатолий Белкин любимых насекомых не выделяет, старается со всеми держать дистанцию. То напишет о том, как Уинстон Черчилль напоил скорпиона виски, то расскажет, как Федор Шаляпин сражался с молью. Везде интонация – нейтральная. И только когда речь заходит о мухе, не выдерживает – и даже цитирует Николая Олейникова: «Я муху безумно любил! Давно это было, друзья, Когда еще молод я был, Когда еще молод был я…»

Мухи – давно замечено – не дают покоя не только обычным людям, но и людям искусства. Поэты слагают стихи, а литературоведы изучают влияние мух на творчество. Чего стоит дискуссия вокруг одной строчки Пушкина в «Евгении Онегине»: «…В окно смотрел и мух давил».

Сначала все думали, что дядя Онегина делает ровно то, о чем написано: давит мух. Потом один из исследователей заявил, что это идиома – и означает то же самое, что «быть под мухой». Проще говоря, что дядя Онегина выпивал.

Увлекшись, филологи нашли в черновиках Пушкина другой вариант: «…В окно смотрел, и мух ловил». Казалось бы, тут-то уж все понятно, но нет: «мух ловить» - тоже идиома, означает «ничего не делать, бездельничать». Вот и разберись, что имел в виду Пушкин.

Анатолий Белкин в эти дискуссии не вступает, но и у него в книжке без Пушкина не обошлось. А связано его появление с историей о князе Вяземском. На одном званом обеде он откусил кусок расстегая с белорыбицей, а внутри обнаружил мертвого таракана. Позже рассказал об этом случае Пушкину – и тот, конечно, сочинил стихотворение на тему:

Обед. Закусок горы, рюмки блещут,

Прелестны девы чуть трепещут,

Течет размеренная речь,

На кухне раскалилась печь.

Хоть русский повар, хоть француз,

Но в тесте таракан – конфуз!

В общем, получается, что насекомые только и делали, что вдохновляли великих писателей: кого на романы, кого – на стихи. Но это если верить Белкину, которого наверняка тоже кто-то вдохновил.